— Ему же лет немерено.
— Ты откуда знаешь? — резко спрашивает Старейшина, но я его игнорирую.
Подхожу ближе, чтобы осмотреть насос. Он намного меньше, чем насос на уровне корабельщиков. На нем есть панель управления и впридачу воронка. Насос на верхнем уровне перерабатывает, очищает и распределяет воду. А этот служит только для того, чтобы что-то в нее подмешивать. Рядом стоит пустое ведерко — изнутри оно покрыто густой, похожей на сироп субстанцией.
— Для чего нужен этот насос?
Старейшина глядит на меня так, словно поверить не может, что я мог спросить такую глупость.
— Он качает воду.
— Нет. Это насос на уровне корабельщиков. А этот для чего?
Старейшина улыбается, и улыбка его кажется неожиданно искренней. Как будто он гордится тем, что я его раскусил.
— Это элемент изначальной конструкции корабля. «Годспид» не бесконечен. Мы добавляем в воду и еду питательные элементы, тем самым поддерживая популяцию размером один человек на два акра. Но все же корабль не потянет больше трех тысяч человек. Нам постоянно приходится контролировать популяцию, — он замечает мое озадаченное лицо, — уровень рождаемости.
— Вот этим? — я указываю на воронку.
Старейшина кивает.
— С помощью этого насоса люди получают витамины и контрацептивы. Прямо в питьевую воду — и все здоровы. Почему, ты думаешь, фермерши советуют пить воду, когда плохо себя чувствуешь? А с началом Сезона мы убираем контрацептивы и добавляем гормоны. Для увеличения сексуального желания. Особенно эффективно действует на фермеров.
Вспоминаю слова Эми о том, что Сезон — это ненормально. Она была права.
— Я рад, что ты задаешь такого рода вопросы, — говорит Старейшина. — Рад, что ты, наконец, начинаешь думать, как Старейшина. — Он берет корзину в руки. — Мне важно знать, что ты готов на все, чтобы корабль и люди на нем процветали. Абсолютно. На. Все.
— А ты? — голос подводит меня.
— До сих пор — да, — Старейшина произносит это с такой искренностью, что я не сомневаюсь в его словах. — Каждую отведенную мне секунду я положил на то, чтобы сделать жизнь людей на борту лучше. Знаю, ты порой со мной не согласен, но результат прежде всего.
— Каждую секунду, значит? — Я чувствую, как во мне растет раздражение из-за самодовольного тона Старейшины. Он определенно намекает на то, что я не так предан кораблю, как он.
— Каждую секунду.
— И как же ты обеспечивал кораблю процветание, когда приходил на уровень к замороженным? Какие такие важные обязанности командира ты выполнял?
Старейшина выпрямляется.
— Я не должен перед тобой отчитываться, парень.
Я знаю Старейшину, знаю, как вызвать его на разговор.
— Мне казалось, вторая причина разлада — отсутствие командования. Какой из тебя командир, если ты все на свете скрываешь от своего преемника?
До моего слуха доносится треск. Стенка корзины со шприцами ломается под руками Старейшины.
— Ну, расскажи мне, что, по-твоему, я должен делать. — Это не вопрос, скорее угроза.
— Давай лучше я тебе расскажу, что ты, по-моему, не должен делать. Вот, например, вытаскивать людей из криокамер. Тот мужчина умер. И женщина умерла бы, если бы Эми ее не нашла.
Старший так встряхивает корзину, что шприцы в ней громко стучат друг о друга.
— Ты обвиняешь меня в том, что я открыл криокамеры? И убил еще кого-то из замороженных?
— Я только говорю, что каждый раз, как кто-то из них умирает, ты оказываешься поблизости.
— Я не обязан выслушивать от ТЕБЯ весь этот бред! — ревет Старейшина и бросается к двери, но, споткнувшись из-за больной ноги, врезается в одну из огромных колб, так что пузырьки с бобами внутри трясутся.
— Ну и командир, — бормочу я.
Старейшина выпрямляется, прожигая меня взглядом.
— Третья причина разлада, — говорит он пугающе монотонным голосом, — индивидуальное мышление. Общество не может процветать, если один-единственный человек способен отравить умы идеей бунта и хаоса. — Он по-прежнему смотрит на меня. — А если такие идеи исходят от будущего командира корабля и если он настолько злобен и глуп, что обвиняет меня в убийстве замороженных, то, во имя звезд, пусть в его пустой голове появится хоть что-нибудь, прежде чем я умру и он примет руководство!
— Это так на тебя похоже — все превращать в лекцию о том, каким я буду поганым командиром! — не выдерживаю я. — Но вот только ты до сих пор не сказал, зачем сюда спускался и как так случилось, что мистер Кеннеди захлебнулся в контейнере прямо за этой дверью! — Указав в сторону двери, я так сильно толкаю колбу с криораствором и эмбрионами, что они прыгают внутри, как фрукты в желе.
— Идиот, — выплевывает Старейшина и вылетает прочь из комнаты, по дороге пиная дверь. Шприцы в корзине перестукиваются в унисон с его шагами.
— Может, и идиот, — шепчу я, — но ты так и не сказал, что не делал этого.
45
Эми
Только об одном я жалею.
Не знаю, почему вспомнила об этом сейчас.
Но выбор невелик: либо об этом, либо о том.
Это было на нашем последнем свидании.
К тому времени я уже все рассказала Джейсону. Рассказала, что скоро улечу. Навсегда. Вечером мы попрощались — наедине, в его спальне. Мы были вместе. В том самом смысле. В первый — и в последний — раз.
Потом он повел меня в «Маленькую Сиену» — итальянский ресторанчик с чересчур высокими ценами. И все было так чудесно, что мне хотелось рыдать, потому что я знала, что это конец. И естественно, я не подумала накраситься водостойкой тушью, и, конечно, весь макияж растекся, и я вышла в туалет, Женский оказался только один, и в него была очередь.
— Ты тут с Джейсоном? — спросила девушка передо мной. Я кивнула. Ее звали Эрин, и она была из выпускного класса — больше я ничего о ней не знала.
— В прошлом году он разбил мне сердце. Понятия не имею, как у него это получается.
— Что получается? — Я еще улыбалась, но улыбка уже начинала казаться натянутой.
— Встречаться с таким количеством девушек сразу. — Улыбка исчезла. — Честное слово, — продолжала Эрин, — я думала, что одна у него, и все месяцы не подозревала о Джил и Стейси, пока мы не расстались.
Ощущение, словно в горло льют расплавленный свинец.
— Он тебе изменял?
— Еще как, — усмехнулась она. — Но это было в прошлом году. Уверена, он уже не такой. Вы так мило смотритесь вместе. Здорово, что ты смогла его изменить. Ты ведь Кристен, правильно?
— Нет, — глухо ответила я. — Эми.
Кто эта Кристен? Почему она подумала, что меня зовут Кристен? Джейсон что, встречается с какой-то Кристен?
— Ой, извини, — сказала она.
Это жалость у нее во взгляде?
Я ушла из очереди. Черт с ней, с размазанной тушью.
Но когда я вернулась за столик, Джейсон рассмеялся и протянул мне салфетку, затем послюнявил ее и сам вытер мне глаз, а потом погладил меня по щеке, и взгляд его задержался на моих губах.
И я вспомнила, как мы сегодня попрощались.
Часть меня требовала узнать, кто такая Кристен. Спросить, кому он только что писал эсэмэску, почему прятал от меня телефон. Что имели в виду его друзья под «грандиозными планами» на следующую субботу. После того как я улечу.
Но другая часть сказала: поздно. Мы уже… попрощались.
Разве не легче верить, что Джейсон — мой, а не подонок и обманщик?
Тогда я не подумала, что это важно.
Но теперь я сожалею лишь об одном — что я не потребовала правды.
46
Старший
— Тут ее нет, — говорит Харли. Он сидит в комнате для отдыха и смотрит в окно на пшеничные поля вдалеке.
Поворачиваюсь в сторону жилых комнат.
— Можешь не терять время, — ворчит он. — Она хочет побыть одна. — Открываю рот, чтобы спросить почему, но он добавляет: — И я, кстати, тоже. — Он потирает скулу, и мне в глаза бросается темный синяк у него под глазом.
